Повествование в трех частях с особым вниманием к Уголовному кодексу РФ.
Часть I. Исторические предпосылки становления категории «экстремизм»
В словарях понятие «экстремизм» (лат. extremus – крайний) трактуется следующим образом: приверженность крайностям в политике. Чаще всего Э. проявляется в отрицании существующих политических норм, ценностей, процедур, основополагающих принципов организации политических систем, стремлении к подрыву политической стабильности и низвержению существующей власти. Для Э. характерны нетерпимость к инакомыслию, плюрализму, поиску консенсуса. Различают Э.: политический, этнический и религиозный.
- Политический стремится к радикальному изменению государственного строя и существующего политического режима.
- Этнический ориентирован на защиту интересов определенной нации, на утверждение ее привилегированного положения и превосходства.
- Религиозный проявляется в нетерпимости к представителям др. религий и конфессий. В ряде восточных стран религиозный Э. является формой Э. политического.
Как правило, Э. присущ маргинальным слоям, для которых характерно преобладание норм контркультуры над нормами политической культуры. (Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Словарь конфликтолога, 2009 г.)
Думается, что связывать появление в начале 90-х годов понятия экстремистской деятельности с необычностью политической ситуации в России было бы не совсем корректно и совсем необоснованно. Фактор «смены власти», знаменующий собой переход к следующему этапу в развитии государственности, для страны не нов: события начала и конца XX века возможно рассматривать в неких параллельных плоскостях.
Проследим связь конкретных следствий.
Пришедшие к власти Советы, пытаясь не только удержаться, но и укрепиться, посредством Закона запрещают любые проявления антигосударственных настроений и, тем более, действий:
- контрреволюционной деятельности;
- антисоветской агитации и пропаганды;
- разжигания ненависти или вражды по известным признакам.
И, наконец, понятие «экстремизм» иллюстрирует исторические особенности в развитии Российского государства нашего времени. Введение понятия «экстремизм» в правовую терминологию и в правовое поле дает возможность утверждать, что с момента прихода к власти большевиков и до дней сегодняшних, как мне представляется, продолжается борьба Государства с инакомыслящими, если признать сущностью политического экстремизма именно инакомыслие. В таком случае, представляется возможным провести параллель с такими характерными для мировой культуры и советской, в частности, явлениями, как ересь, диссидентство, космополитизм.
Здесь хочется обратить внимание: инакомыслие – это естественное, для всестороннего развития общества необходимое явление: «всякое развитие есть возникновение различий, противоположностей, их разрешение и в то же время возникновение новых противоположностей и противоречий»
[1].
В свете вышесказанного напрашивается вывод о нецелесообразности попыток наполнения понятия «экстремизм» правовым содержанием и необходимости исключения его из российского правового поля.
Обратимся к действующему российскому законодательству и подтвердим (либо опровергнем) сделанный вывод, доказав наличие или отсутствие коэффициента полезного действия у термина «экстремизм».
Часть II. Экстремистская деятельность: анализ «сопутствующего» российского законодательства
«Россия - одна из наиболее многонациональных и многоконфессиональных стран мира, она обладает уникальным по богатству и многообразию национальным и конфессиональным составом»
[2].
Имеющееся в границах государства разнообразие религиозных взглядов и этнокультур, их многовековая взаимодополняемость – все это определяет его уникальность. Более того, в качестве «бесспорного конкурентного преимущества по сравнению с другими государствами»
[3] многие источники рассматривают факт проживания на территории России «свыше 160 наций и народностей, наличие более 60 конфессий»
[4].
Вместе с тем данное «преимущество» рассматривается и как потенциальная внутренняя угроза безопасности государства. Реальность ее обусловлена продолжающимися процессами дифференциации общества, что, «...являясь важной чертой его демократичности и практическим проявлением свободы, порождает конфронтационные процессы в политической и религиозной сферах»
[5]. То есть в тех сферах, где по определению возможно проявление экстремистских взглядов и прецедентов.
Таким образом, признавая естественно-историческую, социальную природу нетерпимости (формы проявления «от безразличия до открытой враждебности»
[6]), которая возникает в ходе политических, экономических, социальных и других преобразований в обществе, можно сделать вывод: «…в обществе реально существует база для экстремистских проявлений, а, следовательно, у государства должны быть и правовые инструменты эффективного противодействия такого рода деятельности»
[7].
Возможно, руководствуясь указанными соображениями, законодатель принял решение о необходимости «конструирования» нормативно-правового механизма, пресекающего подобные проявления.
Так, новое, нетрадиционное для отечественного права понятие экстремизма, закрепленное в Федеральном законе N 114-ФЗ от 25.07.2002 «О противодействии экстремистской деятельности», выступает ключевым звеном в противодействии государства тем проявлениям, которые были обозначены термином экстремизм. Интересно, что законодательная дефиниция экстремизма являет собой перечисление таких форм деятельности, установление которых выступает основанием для привлечения лица к ответственности.
Диапазон мнений, высказываемых в литературе относительно указанного закона, чрезвычайно широк и прежде всего дискуссионным продолжает оставаться законодательное определение экстремизма.
Как было указано, сущность понятия раскрывается посредством перечисления основных его форм, при этом попытка дать исчерпывающий их перечень влечет за собой возможность расширительного толкования понятия, на практике выливающегося в известную долю субъективизма.
Более того, авторами делается вывод: законодатель имеет не совсем ясное представление о сущности экстремизма как явления. Неслучайно и само появление данной категории в правовом поле, и каждое вновь вносимое изменение в определение экстремистской деятельности сопровождается, мягко говоря, некоторой долей скептицизма со стороны части авторов.
В частности, неоднократно высказывались суждения о невозможности «легализации» термина в силу его изначально «неправовой» сути: «такого преступления, как экстремизм, не было и нет ни в российском, ни в зарубежном праве; это политологический и публицистический термин, обобщающий все нежелательные и опасные для государства действия»
[8]. Кроме того, в разворачивающихся дискуссиях акцентируется внимание на «…манипулятивности категории экстремизма и репрессивности уголовной политики, проводимой государством под прикрытием борьбы с экстремизмом»
[9]. Все чаще категория экстремизма приводится как яркий пример усиления авторитарных тенденций государства и «узаконенной» возможности расправы с инакомыслием.
Таким образом, целесообразность легализации самого термина экстремистской деятельности, поставленная под сомнение, – момент, выступающий, пожалуй, первейшей проблемой, в известной степени осложняющий законодательное противодействие не только экстремизму как таковому, но и проявлениям, которые будут квалифицироваться как уголовно наказуемые преступления, вызывающие ущемление прав человека, направленные на причинение вреда его физическому и психическому здоровью в том числе, но в настоящий момент попадают под категорию экстремизма (об этом ниже).
Туманность дефиниции осложняет деятельность правоприменителя: экстремистская деятельность, как говорит Закон, может осуществляться – и достаточно эффективно – посредством слова. В научной литературе в связи с этим неоднократно обсуждался вопрос о необходимости ограничения соответствующих возможностей средств массовой информации.
Однако как это расценивать, если одним из «столпов» демократического государства является право на свободу слова и мнения? Поэтому неоднократно высказывались мнения о наличии в самой Конституции РФ предпосылок для культивирования экстремистских настроений в обществе.
Законодателем была реализована попытка урегулировать указанную выше неоднозначность: в статье 8 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» устанавливается обязанность уполномоченных государственных структур по вынесению предупреждения о недопустимости распространения экстремистских материалов через средства массовой информации и осуществления им экстремистской деятельности.
Возможно, именно поэтому уже не первый год в Пермском отделении союза журналистов России проходит круглый стол при участии представителей правоохранительных органов, Уполномоченного по правам человека в Пермском крае, представителей администрации Пермского края, авторитетных СМИ, глав диаспор, где обсуждаются вопросы, касающиеся журналистской этики, уместности и степени корректности при размещении в СМИ материалов относительно инцидентов, которые могут квалифицироваться как экстремистски направленные. На круглом столе в этом году встал вопрос и о том, возможно ли конфликты между представителями различных национальностей, которые периодически возникают в территориях края, обозначить как экстремистские, в какой мере уместно и корректно публиковать национальность людей, которые являются сторонами этих конфликтов.
Получается, на практике норма законодательства демонстрирует собственную несостоятельность. Так, сегодня помимо традиционных печатных изданий общепризнанными источниками информации являются электронные издания, т.е. распространяемые посредством сети Интернет. Вопрос распределения ответственности между авторами публикуемых в сети материалов и провайдерами, «пропустившими» их, вызывает серьезные осложнения. Зачастую ответственные лица находятся вне территориальных пределов доступа российской юрисдикции. Кроме того, все большую популярность получают так называемые «живые журналы», появился термин «блоггер»…
Примеры можно перечислять. Возникает вопрос: в какой мере возможности законодательства, в частности, об экстремизме, способны регулировать возможности, предоставляемые техническим прогрессом?
Далее. Очевидно, что для установления признаков экстремизма (пропаганда националистических настроений, ненависти или вражды по признакам отношения к религии, расе, социальной группе) в текстовом материале, который был опубликован в некоем СМИ, необходимо проведение экспертизы с участием специалиста, обладающего специальными знаниями: чаще всего указанные идеи изложены не просто завуалировано, но тексты могут прописываться с применением знаний психологии и психолингвистики, с учетом векторной, целевой, точечной направленности на аудиторию.
Для получения обоснованного вывода о наличии либо отсутствии экстремистских идей в исследуемом тексте необходимо проведение его комплексной экспертизы, что позволит соблюсти права и свободы граждан, а значит, послужит более масштабной задаче укрепления состояния законности в обществе.
Возникает вопрос: обеспечивается ли правоприменитель возможностью обращения к таким экспертам со стороны действующего законодательства?
На сегодняшний день распространена практика обращения не к профессионалам-экспертам, а к профессионалам-ученым на кафедры вузов региона – это в лучшем случае. В худшем – один вид экспертизы, недоступный в конкретном случае, но соответствующей характеру идеи, скрытой в тексте, заменяется на другой вид – доступный прежде всего.
Обращение к специалистам, находящимся в пределах другого региона, затягивает сроки расследования, является очень дорогим «удовольствием», делает жизнь правоприменителя более «насыщенной» бумажными хлопотами и контактами со структурами различных уровней. Вопрос риторический: достойна ли «рядовая» листовка (как средство распространения известных идей) процедурной и бюрократической «беготни» с точки зрения следователя?
Пермский край исключением не является. На территории региона отсутствуют специальные учреждения и компетентные специалисты в области экспертизы, которые делают возможным проведение подобной комплексной экспертизы.
В рамках Российской Федерации, помимо указанных организационных пробелов, отсутствует разработанная методика проведения соответствующих экспертиз, поэтому нередки разногласия между специалистами по поводу «скрытых смыслов» анализируемых текстов.
Как видим, поспешность включения термина «экстремизм» в российское правовое поле на практике обернулось многочисленными проблемами.
Неразрешение этих проблем приведет либо к «омертвению» правовых норм в соответствующей части, либо к такой доле субъективизма в правоприменении, которая народом обоснованно называется «беспределом».
Часть III. Уголовно-правовое противодействие экстремистской деятельности
Принятие Федерального закона N 114-ФЗ повлекло за собой внесение соответствующих изменений в уголовный закон. В литературе отмечается, что «совокупность ст. 280, 282, 282.1, 282.2 УК РФ представляет уголовно-правовое сопровождение утверждаемого Конституцией РФ национального, расового и религиозного равноправия всех лиц, находящихся на территории Российской Федерации под защитой ее законов»
[10].
«Антиэкстремистские» нормы уголовного закона устанавливают ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ), возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ), организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ) и организацию деятельности экстремистской организации (ст. 282.2 УК РФ). Факт криминализации указанных деяний вызвал различные отклики: «Большинство специалистов уголовного права восприняли эти новеллы положительно, рассматривая их как первый шаг в направлении активизации уголовно-правового противодействия реально существующему экстремизму»
[11], но были высказаны и иные суждения, вплоть до рассмотрения включения в Кодекс указанных норм в качестве «искусственной криминализации политической и социальной мотивации, обусловленной лишь политическими соображениями и коррупционным лоббизмом»
[12].
Так или иначе, но приобретение лексиконом российского законодателя нового термина «экстремистская деятельность» для правоприменителя обернулось появлением новых проблем, связанных прежде всего с квалификацией деяний.
При этом продолжающиеся дискуссии, отсутствие наработанной судебно-следственной практики по таким делам и в то же время придание экстремизму статуса «угрозы национальным интересам государства»
[13] в конечном итоге сказывается на принципе неотвратимости ответственности за совершение преступного деяния, жизнеспособность которого ставится под сомнение.
В литературе неоднократно высказывалось мнение о том, что на момент принятия Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» Уголовный кодекс РФ располагал нормами, необходимыми для эффективной борьбы с возможными формами проявления нетерпимости по признакам национальной, расовой, религиозной принадлежности и для соблюдения принципа недопущения дискриминации по указанным основаниям.
Вследствие же включения в Кодекс «экстремистских» статей, диспозиции которых изобилуют абстрактными, недостаточно определенными категориями типа «политическая, идеологическая ненависть и вражда», роль субъективного фактора в правоприменительном процессе возросла, в том числе за счет появившейся возможности расширительного толкования норм.
Каков коэффициент полезного действия категории «экстремизм» в контексте уголовного закона?
Данные официальных исследований состояния преступности не позволяют называть экстремизм «угрозой национальной безопасности Российской Федерации»
[14], поскольку удельный вес преступлений экстремистской направленности в общей массе зарегистрированных преступлений по сравнению с традиционными корыстными, насильственными, экономическими преступлениями не выглядит столь значительным, чтобы вызвать реальные опасения относительно состояния защищенности национальных интересов страны. Так, «в 2008 году зарегистрировано 460 преступлений экстремистской направленности, в 2009 году – 548»
[15], тогда как общее количество зарегистрированных преступных деяний за указанные периоды составляет соответственно «3 209 862 и 2 994 800»
[16].
Несмотря на это, сегодня звучат предложения о необходимости «...внесения изменений в положения Общей части УК РФ в части отнесения экстремистских преступлений к числу тяжких, с понижением возраста наступления уголовной ответственности за совершение насильственных преступлений экстремистского характера»
[17].
Представляется, что усиление карательно-репрессивного начала уголовного закона в части противодействия экстремизму не может быть оправдано все большим распространением экстремистских настроений в обществе. Эффективная борьба государства с экстремизмом (там, где это не имеет ярко выраженный политический характер, а действительно представляет угрозу обществу, как, например, терроризм) возможна лишь в случае направленности усилий на искоренение причин, порождающих явление.
Сегодня противодействие экстремизму сводится к борьбе со следствиями явления, т.е. акцент смещен на его формы – на все те действия, посредством которых Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» дает определение понятия. Среди глубинных же причин экстремизма выделяют социально-психологические и социально-экономические. К первой категории, например, относятся «недостаток в обществе единой идеологии, ощущение невозможности эффективно участвовать в социальной, политической, экономической жизни у большинства слоев населения»
[18], ко второй – «разновидности экономического кризиса, когда в наибольшей степени страдают мелкие предприниматели, интеллигенция и люди свободных профессий»
[19].
Очевидно, что борьба с причинами явления требует больших усилий, времени, средств, нежели борьба со следствиями: результат недолговечен, но является немедленным, сиюминутным подтверждением стараний государства оградить общество от злоумышленников, вынашивающих преступные, экстремистские планы.
Заключение
Сегодня экстремизм и, в частности, признаваемый одной из его форм терроризм называются в числе глобальных проблем человечества. Подобная масштабность явления предполагает активную деятельность всего мирового сообщества, направленную на нейтрализацию не только форм экстремизма, но и его причин, что невозможно без четкого видения сути проблемы.
Исследование основных средств законодательного противодействия экстремизму в России показывает, что законодатель еще далек от ясного понимания сути проблемы, а значит, не располагает действительно эффективными средствами и методами не просто противодействия ей, а искоренения, прежде всего, причин, лежащих в основе указанного явления.
Сегодня все чаще фундаментом антиэкстремистской борьбы провозглашается воспитание толерантности в мировом сообществе и в российском обществе в частности.
Однако выход ли это?
Невозможно не признать, что здравый смысл в идее толерантности есть, но
при этом не следует уповать только на взаимотерпение и взаимоприятие. Как бы то ни было, какими бы достоинствами не украшалась идея толерантности, не будем забывать о потребностях каждой нации в самоидентификации, сохранении самобытности, своего индивидуального, отличного от других начала – язык, культура, история. Неоднократно указывалось, что процессы глобализации, охватившие цивилизованную часть населения, ставят под угрозу возможности удовлетворения указанных потребностей.
Думается, прежде чем принимать меры к ужесточению наказания за нарушение экстремистских норм закона, следует детально проанализировать корни проблемы (что, кстати, не раз предпринималось в литературе), после чего размышлять о путях решения вопроса.
Эксперт Юлия Караваева
Материалы по теме
ИСТОЧНИК// Первый пермский правовой портал
[1] Спиркин А.Г. Философия. Учебник. – М.: Гардарики, 2000.
[2] Миронов С.М. Актуальные вопросы развития государственно-конфессиональных отношений // Государственная власть и местное самоуправление, 2008, N 10.
[5] Залужный А.Г. Экстремизм: сущность и способы противодействия // Законность, 2008, № 4.
[8] Боголюбов С.А. Нужен ли закон о противодействии политическому экстремизму?// Адвокат. 2001. N 11.
[9] Сальников Е.В. Трансформация категории экстремизма как становление современной политической преступности// Безопасность бизнеса, 2008, № 4.
[10] Кашепов В. «Квалификация преступлений экстремистской направленности» // Уголовное право, 2007, N 3..
[12] Десять лет Уголовному кодексу Российской Федерации: достоинства и недостатки (научно-практическая конференция) // Государство и право. 2006. N 9.
[13] Кашепов В. Квалификация преступлений экстремистской направленности // Уголовное право, 2007, N 3.
[14] Кашепов В. Квалификация преступлений экстремистской направленности // Уголовное право, 2007, № 3.
[15] www. mvd.ru / stats / 10000231/10000447/7492/.
[17] Бирюков В.В. В отношении изменений, внесенных в Федеральный закон № 114 «О противодействии экстремистской деятельности // Военно-юридический журнал, 2007, N 12.
[18] Ещенко С.А. Экстремизм: понятие и причины распространения // Общество и право, 2008, N 3.