«С принятием третьего антимонопольного пакета завершается реформа по совершенствованию антимонопольного законодательства. Это позволит внедрить в систему антимонопольного регулирования лучшие зарубежные практики, связанные с пресечением картелей, монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции. Эффективность антимонопольного законодательства – залог успешного развития экономики нашей страны», – такими позитивно звучащими тезисами прокомментировал начальник правового управления Федеральной антимонопольной службы России (далее – ФАС России) Сергей Пузыревский принятие очередного блока законодательных изменений в антимонопольном (конкурентном) регулировании, который получил неофициальное наименование «третий антимонопольный пакет» (цит. по «Президент России подписал третий антимонопольный пакет законов» // Сайт ФАС России). Считаем, что пока рано соглашаться с подобными оптимистическими утверждениями. Третий антимонопольный пакет вряд ли завершил реформирование антимонопольного законодательства, хотя, очевидно, он уже стал определенной вехой в этом регулярном процессе. Антимонопольный контроль, антимонопольное регулирование в целом практически во всех странах, как правило, является предметом комплексного правового регулирования, что предполагает использование норм различных правовых отраслей, в т.ч. административных, гражданских, уголовных. При этом в большинстве стран основная доля нормативного антимонопольного массива сегодня приходится на административное право. Это обусловлено тем, что в процессе государственного антимонопольного контроля возникает комплекс горизонтальных и вертикальных отношений с участием публичных субъектов исполнительной власти (публичного управления) как между собой, так и с частными лицами, чье поведение составляет предмет антимонопольного контроля. Такие отношения регулируются в значительном объеме нормами административного права. Важность и значимость эффективного антимонопольного контроля вне всякого сомнения. Однако никто не будет спорить с тем, что «обуздан и наказан» должен быть именно виновный монополист, именно то лицо, от действий которого страдают потребители и конкуренты, именно то лицо, против злоупотреблений которого направлен весь смысл, дух и пафос антимонопольного закона. И вот здесь нередко в антимонопольной практике многих стран могут возникать умышленные (или неумышленные) ошибки контролирующей власти, а иногда и прямые злоупотребления, в т.ч. коррупционного характера. Это беда не только антимонопольного контроля, но и всей сферы публичного управления. В связи с этим административно-правовая наука, а нередко и административное законодательство развитых стран постулирует в качестве главной цели административно-правового регулирования наряду с содействием эффективности публичного управления также эффективную защиту прав граждан от незаконного поведения публичной администрации. Эта цель не только декларируется, но и достигается посредством комплекса механизмов административно-правового регулирования, к которым относятся, например, развитые и законодательно закрепленные административные процедуры публичной управленческой деятельности, эффективные средства возмещения администрацией вреда, причиненного частным лицам, и эффективная судебная защита от административного произвола, юридическая и политическая ответственность высших чиновников, участие общества в публичном управлении и общественный контроль и т.д. Россия в целом по юридическому уровню достижения указанной цели находится, очевидно, не в первых рядах. Это видно, в частности, по отсутствию системного закона об основных началах (принципах, субъектах, формах) административно-правового регулирования, по крайне малому административно-процедурному законодательному регулированию (чаще эти нормы появляются в подзаконных актах), по отсутствию систематизации и кодификации административного законодательства и т.д. Не представляет собой исключения в целом и административно-правовое поле регулирования государственного антимонопольного контроля. 1. Некоторые специалисты и журналисты в данной сфере провозгласили, что с принятием третьего антимонопольного пакета для отечественных предпринимателей наступил период «оттепели». Штрафы, дисквалификация и уголовное преследование сменили предупреждение и предостережение. Попробуем разобраться, так ли это. Статья 1 Федерального закона от 26.07.2006 N 135-ФЗ (ред. от 28.07.2012) «О защите конкуренции» (далее – ФЗ о ЗК) относит к основным целям указанного нормативного акта предупреждение антимонопольных нарушений. Однако вплоть до января 2012 года в случае обнаружения признаков нарушения антимонопольного законодательства ФАС России была обязана возбудить дело с применением санкций в виде штрафа, дисквалификации или уголовного преследования. И только в исключительных случаях регулятор имел право обратиться к превентивным мерам. Третий антимонопольный пакет расширил арсенал мер антимонопольного реагирования. В этом списке появились предупреждение и предостережение. В соответствии с поправками ФАС России получила право: 1) выдавать предупреждения о прекращении действий (бездействия), которые содержат признаки нарушения антимонопольного законодательства (то есть мера применяется по факту выявления антиконкурентного поведения); 2) в целях предупреждения нарушений направлять в письменной форме предостережения о недопустимости нарушения антимонопольного законодательства должностным лицам хозяйствующих субъектов, публично заявляющим о планируемом поведении на товарном рынке, если такое поведение может привести к нарушению антимонопольного законодательства (то есть мера применяется на этапе, когда антиконкурентные действия еще не были совершены). В чем суть «предупреждения»? Предупреждение содержит в себе конкретное поведенческое предписание, которое должно быть выполнено компанией в срок, установленный антимонопольным органом. Согласно ФЗ о ЗК такой срок составляет не менее 10 дней. Однако в соответствии со статьей 39.1 ФЗ о ЗК по мотивированному ходатайству лица, которому выдано предупреждение, и при наличии достаточных оснований полагать, что в установленное время предупреждение не будет выполнено, указанный срок может быть продлен антимонопольным органом. При этом ФАС России должна быть уведомлена о выполнении предупреждения в течение 3 дней со дня окончания срока, установленного для этого. Превентивный эффект предупреждения заключается в том, что принятие ФАС России решения о возбуждении антимонопольного дела без вынесения предупреждения и до завершения срока его выполнения не допускается. При условии выполнения предупреждения дело о нарушении антимонопольного законодательства не возбуждается и лицо, выполнившее его, тем самым избегает привлечения к административной ответственности за нарушение антимонопольного законодательства в связи с его устранением. В случае невыполнения предупреждения в установленный срок при наличии признаков нарушения антимонопольного законодательства ФАС России принимает решение о возбуждении антимонопольного дела. Предупреждение может быть выдано начиная с момента выявления признаков антимонопольного нарушения, а также в период рассмотрения самого дела. Следует обратить внимание на то, что предупреждение имеет узкую сферу применения. Оно выдается хозяйствующему субъекту, занимающему доминирующее положение, в случае выявления признаков следующих нарушений: 1) навязывания контрагенту условий договора, не выгодных для него или не относящихся к предмету договора; 2) экономически или технологически не обоснованного отказа либо уклонения от заключения договора с отдельными покупателями. На практике это означает, что данный институт не будет применяться в следующих случаях: 1) при выявлении в действиях доминирующего субъекта иных антимонопольных составов (установление монопольно высокой цены, изъятие товара с рынка и т.д.). 2) при совершении хозяйствующим субъектом иных правонарушений, кроме злоупотребления доминирующим положением (осуществление согласованных действий, заключение недопустимого соглашения и т.д.). То есть во всех остальных случаях ФАС России будет обязана возбудить антимонопольное дело. Как видим, институт предупреждения в российском законодательстве имеет ограниченную сферу применения. Отчасти потому, что поправки третьего антимонопольного пакета направлены прежде всего на разрешение определенного рода ситуаций и имеют казуальный характер. Что такое предостережение? Предостережение применяется на этапе, когда антимонопольное нарушение как таковое еще не совершено. При этом в отличие от предупреждения сфера применения института предостережения не ограничивается ФЗ о ЗК. Следует отметить, что основанием для направления предостережения является публичное заявление должностного лица компании о планируемом поведении на товарном рынке, если оно может привести к нарушению антимонопольного законодательства и при этом отсутствуют основания для возбуждения и рассмотрения антимонопольного дела. Правда, действующая редакция ФЗ о ЗК не дает разъяснений в части того, что следует считать публичным заявлением хозяйствующего субъекта. Решение о направлении предостережения принимается руководителем ФАС России в срок не позднее 10 дней с момента, когда регулятору стало известно о подобном публичном заявлении. Предостережение может быть направлено в любой момент до выявления признаков антимонопольного нарушения, являющихся основанием для возбуждения дела. Стоит отметить, что материалы, опубликованные на официальном сайте ФАС России, наталкивают на мысль об узком характере поправок, которые ввели институт предостережения. Они могут быть направлены прежде всего на решение конкретных ситуаций. Например, когда представители отраслевых компаний или ассоциаций открыто заявляют, что в скором времени цены на определенную продукцию повысятся в разы. Ценовой сигнал воспринимается участниками рынка, дублирующими эту информацию, и в течение короткого промежутка времени действительно происходит повышение цен. С момента вступления в силу поправок третьего антимонопольного пакета прошло не так много времени, но уже есть практика их применения. Так, в апреле 2012 года Калининградское УФАС обнаружило в действиях одного из хозяйствующих субъектов признаки нарушения пункта 3 части 1 статьи 10 ФЗ о ЗК, что, по мнению ведомства, выразилось в навязывании контрагенту не выгодных для него условий. В результате в адрес генерального директора компании было направлено предупреждение о прекращении действий, содержащих признаки нарушения антимонопольного законодательства. Хотя это противоречит самой природе данного правового института, но на практике бывают и случаи обжалования предупреждения. И, как свидетельствует практика, суды не всегда встают на сторону ФАС России. Так, УФАС по Самарской области в конце января 2012 года организации было выдано предупреждение о прекращении действий (бездействия), содержащих признаки нарушения антимонопольного законодательства, предусмотренные пунктом 5 части 1 статьи 10 ФЗ о ЗК (экономически или технологически не обоснованные отказ либо уклонение от заключения договора с отдельными покупателями). УФАС по Самарской области предупредило организацию о необходимости прекращения выявленных нарушений, установив срок и указав перечень действий, необходимых для этого. В частности, антимонопольный орган указал организации на необходимость осуществить самостоятельное присоединение нежилых помещений, расположенных в одном здании. В ответ на это организация обратилась в суд, посчитав предупреждение антимонопольного органа незаконным и нарушающим ее права на осуществление предпринимательской и экономической деятельности. Претензия со стороны истца была и в части самостоятельного присоединения нежилых помещений. Как следствие, решением Арбитражного суда Самарской области от 23.04.2012 по делу N А55-5939/2012 предупреждение УФАС по Самарской области было признано незаконным в связи с тем, что в действиях организации судом не установлено признаков нарушения. 2. Хочется поприветствовать одно из нововведений третьего антимонопольного пакета, которое делает очевидный шаг навстречу защите прав частных лиц в данной сфере. Речь идет о радикальном изменении характера и форм контроля соглашений финансовых организаций. До декабрьских изменений 2011 года все финансовые организации были обязаны предоставлять в силу части 9 статьи 35 ФЗ о ЗК свои соглашения (по установленному перечню) в ФАС России. По факту проверки соблюдения порядка предоставления соглашений, а также самих соглашений формировалась объемная административная и судебная практика, связанная с привлечением финансовых организаций к административной ответственности. Третьим антимонопольным пакетом финансовые организации приравнены к прочим хозяйствующим субъектам и теперь не обязаны, но только имеют право представлять в антимонопольный орган проекты своих соглашений. Без сомнения, это существенное позитивное для развития механизмов защиты прав коммерсантов в отечественной системе антимонопольного контроля изменение. Следует отметить, что данное нововведение не выбивается из общей логики истории появления, формирования и развития данного контрольного института в России и мире. Важно обратить внимание на то, что наделение правом хозяйствующих субъектов представлять проекты ограничивающих конкуренцию соглашений в уполномоченные органы государства для их превентивной проверки, регистрации и предоставления иммунитета участникам соглашения от возможного преследования стало одним из первых административно-правовых механизмов современной системы антимонопольного контроля в мире, появление которого относится к концу XIX – первому десятилетию XX века. До этого времени ценовые соглашения, в т.ч. синдикаты, были запрещены уголовным, а нередко также и гражданским законодательством в ряде развитых государств, включая Россию, Францию, Австро-Венгрию, США, Австралию и Канаду (две последние страны формально в то время входили в состав Британской Империи). Однако на волне промышленной революции с использованием «горизонтальных» соглашений для выхода из промышленных кризисов для политических элит стала очевидной необходимость ввести более гибкий оценочный механизм контроля соглашений для отделения полезных соглашений от исключительно корыстных и вредных для экономики и общества сговоров. Жесткие уголовные и гражданско-правовые запреты всех вообще картельных соглашений должны были, таким образом, быть смягчены возможностью в административном порядке признания за некоторыми из них статуса полезных и предоставления их участникам иммунитета от уголовного преследования за ценовые сговоры и стачки. Кроме того, важно было перенести центр принятия решения о качественной оценке соглашения из судебно-следственных органов государства в экономические. В России таким органом в начале XX века стало Министерство торговли и промышленности. Сутью нового механизма стало предоставление участникам соглашения права представить его проект в уполномоченный орган. Соглашение исследовалось, затем при выявлении отсутствия вреда для экономики и одновременно обнаружении пользы для последней соглашение вносилось в специальный регистр, и его участники освобождались от уголовного преследования за реализацию данного соглашения. Если же соглашение оказывалось вредным для экономики, оно не утверждалось, при этом можно было внести в него изменения и вновь представить в уполномоченный орган. Все непредставленные государству для проверки соглашения считались запрещенными уголовным и гражданским законодательством, не порождали правовых последствий и уголовно преследовались как ценовые сговоры и стачки. Первой страной, предложившей эту систему, стала в 1906 году Австралия. Аналогичная схема, предложенная законопроектом о синдикатах и трестах, разработанным и опубликованным Министерством торговли и промышленности Российской Империи для общественного обсуждения в 1914 году, получила в целом положительные отзывы российского научного правового сообщества, и только революция помешала полноценной реализации заложенных в проекте механизмов, отчасти реализованных в Законе об уголовной ответственности торговцев и промышленников Российской Империи 1916 года. С 1920-х годов указанная схема начинает постепенно реализовываться в антимонопольном законодательстве других европейских государств, начиная с Германии, Австрии, скандинавских стран. Нетрудно заметить основной посыл указанного механизма – смягчение негибкой системы уголовного и гражданско-правового преследования синдикатов с целью защиты полезных для общества торгово-промышленных объединений. При этом ключевым регулятором стало предоставление права на обращение в уполномоченные органы участников соглашений для получения иммунитета от уголовного преследования. Возвращаясь к редакции статьи 35 ФЗ о ЗК до третьего антимонопольного пакета, следует отметить, что, если трактовать ее в совокупности с действовавшим до 2012 года Регламентом ФАС по исполнению государственной функции по осуществлению контроля за соответствием антимонопольному законодательству ограничивающих конкуренцию соглашений хозяйствующих субъектов (утв. Приказ ФАС РФ от 31.10.2007 N 356; на сегодняшний день Приказом ФАС России от 25.05.2012 N 343 утв. новый Регламент соглашений), то можно утверждать, что ранее были установлены чрезмерно жесткие правила по отношению к финансовым организациям. Любая финансовая организация оказывалась под «тройным ударом»: 1) угроза административной ответственности за нарушение порядка представления уведомления о соглашении; 2) возбуждение административного дела о нарушении статьи 11 ФЗ о ЗК, если соглашение не было представлено и ФАС России выявила его наличие самостоятельно; 3) возбуждение дела о нарушении статьи 11, даже если соглашение было представлено, в т.ч. с полным соблюдением порядка предоставления, но ФАС России выявила признаки нарушения представленным соглашением статьи 11 ФЗ о ЗК. Особо «нелогичной» с правовой точки зрения была эта последняя прерогатива ФАС России, поскольку статья 35 ФЗ о ЗК не предоставляла ей таких полномочий, вообще никак не регулируя правовые последствия рассмотрения антимонопольным органом соглашения финансовых организаций. Пользуясь этим пробелом, ФАС России сама в своем административном регламенте записала себе полномочие возбуждать дело о нарушении статьи 11 ФЗ о ЗК в отношении финансовых организаций, представивших уведомления об ограничивающих конкуренцию соглашениях. Согласно пункту 3.47 вышеупомянутого Регламента ФАС России по итогам рассмотрения уведомлений финансовых организаций о своих соглашениях в случае, если соглашение содержит признаки нарушения статей 11 и 16 ФЗ о ЗК, запрещающих соглашения между хозяйствующими субъектами либо хозяйствующими субъектами и органами исполнительной власти, органами местного самоуправления, если такие соглашения приводят или могут привести к недопущению, ограничению или устранению конкуренции, возбуждала дело о нарушении антимонопольного законодательства. Интересно отметить, что при обязательной экспертизе Регламента в Минюсте России последний не усмотрел в этом никаких нарушений прав граждан и зарегистрировал его. Заметим, что дополнительная потенциальная угроза для должностных лиц финансовых организаций – участников соглашений, не одобренных ФАС России, одновременно существовала (существует и сейчас) в виде статьи 178 Уголовного кодекса Российской Федерации от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 29.11.2012). Таким образом, формировался правовой механизм, когда система, в идеале направленная на согласование параметров соглашения с целью избежать репрессивного преследования в будущем и избавить государство от затрат на расследование дела и ведение антикартельного процесса, превращалась в юридическую «лотерею» с непредсказуемыми последствиями вплоть до уголовной ответственности руководителей. Итак, третий антимонопольный пакет вернул институт предварительного контроля рыночных соглашений к своему исконному смыслу, правовому содержанию и оформлению. Представляется, что угроза возбуждения антикартельного административного, а возможно, и уголовного процесса в будущем, а также отсутствие опасений быть подвергнутыми большим штрафам даже на этой стадии сделает еще более популярным добровольное согласование с ФАС России рыночных соглашений, а также позволит предотвращать появление картелей в реальной экономической практике, снизив нагрузку ФАС России по ведению антикартельных расследований. 3. Если очевидны достижения третьего антимонопольного пакета в части развития разумных уступок и объективно необходимых гарантий интересов частных лиц – объектов антимонопольного контроля, то ряд других проблем в данной области пока не снят. Одной из существенных проблем, на которую обращают внимание специалисты, является порядок определения доминирующего положения в связи с фактическим исключением еще вторым антимонопольным пакетом количественного критерия – размера доли на рынке из обязательных показателей доминирования ввиду введения Федеральным законом от 17.07.2009 N 164-ФЗ в статью 5 ФЗ о ЗК части 6.1. Несмотря на то, что формально статья 5 ФЗ о ЗК использует количественный критерий (35%), специалисты сходятся во мнении, что, по сути, нижний порог доминирования отменен и антимонопольный орган не связан размером доли компании для того, чтобы признать ее доминирующей на рынке (т.к. из этого правила, закрепленного в части 2 статьи 5, есть исключения, предусмотренные статьями 3, 6 и 6.1 ФЗ о ЗК). Суть проблемы состоит в том, что в этой ситуации определенность положения крупного хозяйствующего субъекта на рынке, безусловно, снижается, поскольку ранее большинство лиц, имеющих доли менее 35%, могли быть в большей степени уверены в том, что не являются доминирующими; сейчас же такой уверенности у них уже не будет. Следует добавить, что такой уверенности не может быть не только у крупного, но даже и у среднего, а формально и мелкого хозяйствующего субъекта, чья доля превышает доли остальных игроков на рынке. Такая неуверенность вынуждает компанию с любой долей увеличивать издержки на предотвращение объективных и субъективных рисков попасть в процесс по обвинению в злоупотреблении доминирующим положением. Ситуация усугубляется судебной практикой, которая за некоторыми исключениями не склонна по содержательным вопросам, таким как определение доминирования и квалификация деяния, вступать в полемику с ФАС России, предпочитая защищать права граждан в основном больше в связи с грубыми процессуальными нарушениями. Лоббируя введение части 6.1 в статью 5, ФАС России ссылалась на практику некоторых стран и ЕС, в которых отсутствует порог доминирования. Однако здесь уместно привести несколько важных контраргументов: 1) одно дело, если в законе четко указано, что не существует нижних границ для признания хозяйствующего субъекта доминирующим. И совсем другое, если, с одной стороны, они определены, но с другой – при невозможности доказать долю в 35% у антимонопольного органа на практике появляется иной инструмент, при применении которого многое опять оставляется на его субъективное усмотрение; 2) право ЕС – это не только писаные нормы договоров, регламентов, законов. В определенном смысле, по источникам права правовая система ЕС заняла промежуточное положение между континентальной и англосаксонской правовыми семьями, что проявилось, в частности, в признании нормативного, прецедентного значения решений Суда ЕС наряду с писаными актами. Поэтому многие вопросы, неурегулированные в писаных актах ЕС, формулируются в судебных решениях. К таким нормативным правовым позициям можно отнести решения о том, что не признается доминирующим положение компании, если ее доля составляет менее 20% на рынке. Согласно решениям Комиссии ЕС доминирующее положение могут занимать предприятия, доля рынка которых составляет от 20 до 40%. Аналогичным образом антитрестовское законодательство США не содержит никаких точных указаний на размер доли для определения монополизации, но судебная практика установила эти пороги. Суды занимают в механизме антитрестовского регулирования США исключительно важное место, их роль особенно возросла в последние десятилетия. Обычно американские суды признают монопольным положение компаний с долей от 40 до 70% (см. там же). В целом анализ антимонопольного законодательства разных стран и ЕС позволяет выделить три подхода. В одних странах (Германия, Великобритания, Бразилия), где количественный критерий доминирования установлен законодательно: в Германии – одна треть, в Британии – четверть рынка, в Бразилии – 20%, – говорится о презумпции доминирования. Имея меньшую долю, компания может в принципе «дышать свободно» (за исключением особых случаев т.н. коллективного доминирования в некоторых странах). Некоторые страны, например Перу, примыкают к этой группе: в Перу установлено правило о том, что для признания доминирующей на рынке компания должна иметь «значительную» долю. В странах второй группы законодательство не содержит количественного критерия, но он конкретно определен в судебных решениях прецедентного, нормативного характера (США, ЕС). Наконец, третьей группе стран не свойственна ни законодательная, ни судебная регламентация размера рыночной доли как обязательного критерия доминирования (Испания, Япония, Швейцария, Аргентина). При этом очень важно обратить внимание на некоторые тенденции, акценты и контекст регулирования этого вопроса в тех странах, где обязательный количественный критерий не установлен: 1) нередко отсутствие количественного критерия связано с нежеланием ставить установление факта доминирования в зависимость от определенного размера доли самого по себе, в том смысле, что компания может иметь долю и в 30, и 40 и даже 80%, но при определенных качественных условиях рынка, по сути, не является обладающей рыночной властью. Нередки случаи, когда компания имеет большую долю, но закон «рабочей конкуренции» сохраняется и она не доминирует. Именно в таком контексте антимонопольными органами Испании признавались вне подозрений некоторые очень крупные по рыночной доле рыночные субъекты. В этом же ключе в доктрине и судебной практике Аргентины признается, что высокая рыночная доля не всегда означает, что фирма занимает доминирующее положение, и наоборот. Таким образом, отсутствие размера доли как обязательного критерия служит нередко как защита от необоснованного присвоения лицу статуса доминирующего субъекта; 2) опыт регионального международного конкурентного регулирования, например МЕРКОСУР (общий рынок стран Южной Америки), свидетельствует о практике сближения нормативной основы регулирования порядка определения доминирования посредством объединения количественных и качественных критериев доминирования как обязательных условий такого определения при осуществлении антимонопольной практики МЕРКОСУР. Таким образом, МЕРКОСУР установил критерий размера доли как один из обязательных для определения доминирования (синтезировав два национальных подхода: бразильский (количественный) и аргентинский (качественный). Несмотря на разницу в подходах, изложенное позволяет говорить все же о широком признании в мировом опыте размера доли как важного условия установления отсутствия у лица факта доминирования на рынке, что является существенным инструментом защиты интересов хозяйствующих субъектов от необоснованных претензий государства. Рассмотренный опыт также свидетельствует о том, что Россия – редкий пример стран, где критерий размера доли установлен в законе, но антимонопольный орган сам решает, применять его или нет для установления доминирования; 3) выбор предпочтительной для России модели не может игнорировать современную специфику и свойственные для России социальные, экономические, правовые проблемы, социальный контекст, в котором проходит проверку на успешность предлагаемая модель. А этот контекст связан с высоким уровнем коррупции, субъективизма, непрозрачности принятия решений, слабостью по отношению к исполнительной власти судебной системы, низким уровнем процедурного регулирования властной деятельности, а значит, трудностью проверки законности действий и актов последней. В этих условиях установление в российском законе более предсказуемых, способствующих стабильной, единообразной контрольной практике механизмов, соответствующих стандартам многих развитых систем правового регулирования антимонопольного контроля, выглядит более предпочтительным. Поэтому полагаем, что для повышения уровня защиты хозяйствующих субъектов от необоснованных претензий антимонопольного органа важно законодательно установить размер доли на рынке, ниже которой в отношении лица не может быть установлен факт доминирования, а следовательно, и начат не всегда предсказуемый по последствиям антимонопольный процесс о злоупотреблении доминирующим положением. Пока в России не так много правовых механизмов, которые могли бы компенсировать чрезмерную долю дискретных полномочий властных органов, так что даже высшее руководство страны пошло на беспрецедентный шаг по созданию «предпринимательского омбудсмена». Идея, конечно же, неплохая, но почему бы не попытаться наряду с этим решать традиционные российские проблемы также и традиционными правовыми средствами? Итак, третий антимонопольный пакет вселил некоторые надежды в части развития собственно правовых начал в системе антимонопольного контроля. Остается надеяться, что разработка административно-правовых механизмов защиты прав частных субъектов конкурентного права продолжится и дальше, естественно, без потери значения и силы антимонопольного ресурса государства против действительных монополистов, ценовых эксплуататоров и противников конкуренции. Евгений Матвеев Источник: Первый пермский правовой портал Материалы по теме